— Конечно. Я имела в виду самую обычную больницу. Пусть отучат тебя от пилюль, упорядочат твою жизнь…

Нет. Можно, я буду жить с тобой? Я буду хорошая. Никаких пилюль. Клянусь!

Подобные клятвы Анна слышала и раньше, однако она пообещала Нили подумать.

Выйдя от Нили, она позвонила ее врачу. Тот был глубоко озабочен. Он согласился, что несколько недель в больнице принесли бы пользу, однако это не снимало проблему — Нили требовалась радикальная психотерапия.

В ту же ночь Нили исчезла. Возможно, она испугалась, что ее силой поместят в больницу. Никто ничего не знал. У нее было более ста тысяч долларов, но, судя по тому, как она транжирила деньги, даже этой суммы ей хватило бы ненадолго. Она оказалась в Лондоне, и английская пресса приветствовала ее появление на Британских островах огромными шапками на первых полосах. Прием был самый восторженный: Нили посещала званые вечера и банкеты, купалась в лучах славы. Она должна была выступить в «Палладиуме», но в последнюю минуту отказалась. Затем в газетах вдруг появились сообщения о ее успехе в Испании. Похоже было, она обосновалась именно там. Начала сниматься в фильме — предварительные отзывы были прекрасными, но на экраны он так и не вышел, и спустя некоторое время сообщения о ней постепенно сошли с газетных страниц.

Письма Анны возвращались назад со штампом «Адресат выбыл».

Казалось, Нили исчезла навсегда.

Часть XII

ДЖЕНИФЕР

1960

Дженифер прилетела в Нью-Йорк в конце ноября без какой-либо помпы, и ее звонок оказался для Анны полной неожиданностью.

— Мне нужно тебя видеть, — живо проговорила Дженифер. — Я остановилась в «Шерри».

— Сейчас приеду. Случилось что-нибудь?

— Нет, все отлично, изумительно! Анна, я читала, что Кевин продает фирму. Когда будет свадьба?

— Мы ориентируемся на пятнадцатое февраля.

— Отлично. Возможно, у нас будет двойное торжество.

— О-о, разумеется, мы… Что?! Джен, что ты сказала?

— Приезжай. Я же говорю через коммутатор отеля, понимаешь?

Дженифер ожидала Анну с нетерпением.

— У меня припасены сандвичи и кока-кола. Посидим, как в былые времена, поболтаем. Время у тебя есть?

— Целый вечер. Кто он, Джен? Говори, не томи! Глаза Дженифер сияли.

— Ах, Анна, я такая счастливая! Меня даже не волнует, что в пятницу на следующей неделе мне исполнится сорок. Цикл у меня по-прежнему в норме, так что детей иметь я еще смогу, да и потом… ну, в общем, то, что мне сорок, значения теперь не имеет.

«Сорок»! Это слово прозвучало для Анны как неожиданное потрясение. Дженифер уже сорок! Анна вспомнила, что она считала Элен старой в ее сорок лет, а ее собственная мать в сорок два года вся высохла. А у Дженифер по-прежнему бесподобная фигура и упругая кожа. На вид ей лет двадцать пять.

— Помнишь, как я присутствовала на крупном собрании республиканской партии в Вашингтоне, прямо перед съездом? — спросила Дженифер.

Анна рассмеялась.

— Помню ли я? Кевин уверяет, будто это ты виновата, что к власти пришли демократы. Дженифер широко улыбнулась.

— Ну, это все делалось для рекламы киностудии. Мне хотелось чем-то отблагодарить их за то, что они помогли мне избавиться от контракта с Клодом. Это влетело им в кругленькую сумму, но они пошли на это, чтобы сделать меня счастливой. — Ее всю передернуло. — Ну и досталось же мне от этого деспота. Я была для него просто куском мяса, который можно выгодно продать. На студии ко мне, конечно, такое же отношение, но они, по крайней мере, более тактичны и обставляют все гораздо деликатнее. Даже делают вид, будто у меня есть талант, — расхохоталась она.

— Полно, Джен. В последней картине ты сыграла великолепно.

— Мне тоже показалось, что неплохо. Это моя первая серьезная роль. Но эта картина не окупается.

— Это ровным счетом ничего не значит. Даже с самыми крупными звездами фильмы сплошь и рядом постоянно оказываются убыточными. По данным опроса за прошлый месяц твои фильмы занимают третье место по кассовым сборам.

Дженифер пожала плечами.

— Послушай, если бы я не встретила его, я была бы сейчас в шоковом состоянии. На студии все в трансе из-за того, что картина не окупилась, и сейчас лихорадочно ищут лучших сценаристов для моей следующей картины… лучшего режиссера… — Она пожала плечами. — Но сейчас все это мне абсолютно безразлично. Сегодня утром я обнаружила под глазами две морщинки, но даже это меня ни чуточки не волнует.

— Так кто же он? — спросила Анна. Дженифер отодвинула сандвич, так и не притронувшись к нему.

— Ты помнишь ту вечеринку с танцами в Вашингтоне? Он был там. Мы встречались с ним на всех приемах. Был всегда мил, но отнюдь не падал к моим ногам, как все остальные. Держался на расстоянии, был вежлив, но…

Анна начала выходить из себя.

— Джен, не томи, КТО он? Дженифер прищурилась.

— Уинстон Адамс. — Она ждала ответной реакции. Анна едва удержалась от громкого возгласа.

— Ты имеешь в виду сенатора?

Дженифер кивнула.

— Ты и… Уинстон Адамс!

Дженифер вскочила со стула, подпрыгнула и закружилась по комнате.

— Да! Уинстон Адамс, сенатор. Его имя — в Светском календаре, миллионер из семьи потомственных миллионеров. Но, Анна, даже не имей он ни цента, мне это было бы все равно. Я люблю его.

Анна откинулась в кресле. Уинстон Адамс! Лет под пятьдесят, привлекательный, умен и невероятно популярен.

— Но, Джен, я слышала, что республиканцы возлагают на него большие надежды, и собираются предложить ему крупный политический пост…

Дженифер кивнула.

— Собираются. А он хочет от всего этого отказаться ради меня.

— Как у вас все произошло? Взгляд Дженифер затуманился.

— Ну, я уже говорила — мы познакомились. Я знакома с десятками сенаторов, со всеми ними фотографировалась — ты бы поразилась, какие они хитрые. Играют почище любого актера. Кроме Уинстона Адамса — он отказался сфотографироваться со мной.

— Молодец! — заметила Анна. — Это был хороший способ привлечь твое внимание.

Дженифер отрицательно помотала головой.

— Он не рисовался. В день моего отъезда, когда закончилась вся эта пропагандистская шумиха, он позвонил мне. Сказал, что хочет поговорить со мной и пригласил поужинать. В тот вечер я пришла к нему домой. Думала, что будет большой званый ужин, но мы оказались одни.

— В душе он, должно быть, демократ, — улыбнулась Анна.

— У нас ничего не было. Я имею в виду секс — он даже не пытался. В квартире все время был слуга — глаза он нам, правда, не мозолил, но его присутствие постоянно ощущалось. Уинстон объяснил мне, что, отказавшись сфотографироваться со мной, он вовсе не хотел показаться невежливым, а просто не любит ничего подобного. Потом мы долго беседовали. Задал мне массу вопросов; и вышло так, что говорила все время я, а он только слушал. В молодости он учился в Сорбонне и поинтересовался, сильно ли изменился Париж после войны.

— Почему ты держала все это в такой тайне? — спросила Анна. — Ведь он не женат.

Дженифер счастливо улыбнулась.

— Больше это не тайна. На прошлой неделе исполнилось два года со дня смерти его жены. Он считал, что объявлять обо всем раньше этого срока не вполне прилично.

— Да, верно. Они были очень преданы друг другу.

— Только внешне. Это был один из тех браков для приличия, когда сохраняется только видимость супружеских отношений. Такой же, как был бы у тебя, если бы ты всю жизнь прожила в Лоренсвилле. Они оба были из богатых чванливых семей. Тогда он думал, что любит ее. Но она относилась к фригидному типу женщин и ненавидела секс. Хотя для меня это в нем не главное, — быстро добавила она. — Он встречался со мной два месяца и даже ни разу не попытался. Мы уезжали и встречались с ним в городах подальше отсюда — в Канзас-Сити, в Чикаго… Я была в черном парике. Потом он приехал на неделю в Калифорнию, и там у нас было все! Анна, он изумительный. Такой нежный. Он любит меня, но именно меня саму! Он был поражен, когда увидел мою обнаженную грудь — оказывается, он все это время считал, что я ношу лифчик с армированием: он ведь не видел ни одного моего французского фильма. Анна, это первый мужчина в моей жизни, который полюбил именно меня, а не мое тело. И он был так робок: сначала даже боялся прикоснуться к моей груди. Но я научила его, и теперь — ой, здорово!